Лекция

XX-й век – осмысление происходящего: философия и наука, Бытие и Становление, Время и Пространство, Классика и Постнеклассика

ЕРШОВА-БАБЕНКО И. В.

Время

Вопросу времени в середине 80-х гг. ХХ в. особое внимание уделено Ильей Пригожиным. Об этом свидетельствует эпиграф к Заключению в его книге «Порядок из Хаоса» (1986), в качестве которого выбраны слова А. С. Эддингтона:

В любой попытке сблизить области опыта, относящиеся к духовной и физической сторонам нашей натуры, время занимает ключевую позицию.

Наука. Предназначение и вопросы

К середине 80-х гг. предназначение науки по-прежнему видят в активном воздействии на природу, что свидетельствует, фактически, об агрессивном характере представлений о целях этой области человеческой культуры. Правда, наряду с этим, науку рассматривают в это время и как «попытку понять природу, глубже проникнуть в вопросы, которые задавало не одно поколение людей» (Пригожин,1986. С. 362). Речь идет о вопросах, присутствующих также в истории философии и естествознания, вопросах об отношении бытия и становления, неизменности и изменения.Эти вопросывосходят исторически еще к философам-досократикам:

-не накладывается ли изменение, порождающее все вещи и обрекающее их на гибель, извне на некую инертную материю?

-не является ли изменение результатом внутренней независимой активности материи?

-необходима ли внешняя побуждающая сила или становление внутренне присуще материи?

В истории развития естествознания ситуация, связанная с этими вопросами, выразилась в XVII-м веке в оппозиции к биологической модели спонтанной и автономной организации живых существ. Тогда же естествознанию пришлось столкнуться с другой фундаментальной, по мнению Пригожина альтернативой:

-является ли природа внутренне случайной?

-является ли упорядоченное поведение лишь преходящим результатом случайных столкновений атомов и их неустойчивых соединений?

Пожалуй, только до начала ХХ века науке была свойственна привлекательность. Источником этого, по мнению ученых, «было ощущение, что она открывала вечные законы, таившиеся в глубине нескончаемых преобразований природы.» (Пригожин,1986. С. 362).

Но к середине 80-х гг. именно эта сторона науки, ее интеллектуальная уверенность, рождавшаяся в результате открытия «видимого» порядка в природе, вновь, спустя более полувека, стала вызывать неудовлетворенность.

Уверенность «в рациональности» природы была отчасти, по мнению Пригожина, поколеблена в результате бурного роста естествознания. Однако, именно интеллектуальная уверенность науки навсегда изгнала время и становление как из нее самой, так и из понимания ею законов природы.

Французский социолог Леви-Брюль еще в 20-е -30-е годы подчеркивал существование непоколебимой и прочной, постоянной интеллектуальной уверенности науки. «Ибо даже если предположить, что мы внезапно наткнулись на какое-нибудь совершенно таинственное явление, причины которого совершенно ускользают от нас, то мы все же совершенно убеждены в том, что наше неведение является временным, что такие причины у данного явления существуют, что раньше или позже они будут вскрыты. Таким образом, природа, среди которой мы живем является для нас, так сказать, уже заранее «интеллектуализированной», умопостигаемой: она вся – порядок и разум, как и тот ум, который ее мыслит и среди которой он движется. Наша повседневная деятельность, вплоть до самых незначительных своих деталей, предполагает полную и спокойную веру в неизменность законов природы» (Levy-Bruhl, 1922; русский перевод: Леви-Брюль,1930).

К середине 80-х гг. видение природы, конечно, претерпело коренную трансформацию. Стали учитываться, например, такие аспекты изменения, как множественность, зависимость от времени и сложность.Осуществлялся поиск общих, всеобъемлющих схем, которые допускали бы описание на языке вечных законов, но были обнаружены «время, события, частицы, претерпевающие различные превращения» (Пригожин,1986, С. 363). Осуществлялся поиск симметрии, но были обнаружены «на всех уровнях – от элементарных частиц до биологии и экологии – процессы, сопровождающиеся нарушением симметрии». (Там же).

Наконец, было осознано «столкновение между динамикой с присущей ей симметрией во времени и термодинамикой, для которой характерна односторонняя направленность времени». (Там же).

В результате в этот период формулируется вывод о новом единстве: необратимости как источнике порядка на всех уровнях. «Необратимость есть тот механизм, который создает порядок из хаоса» – пишет Пригожин и расценивает столь быстрые и кардинальные изменения в науке как свидетельство того, что построения нашего разума играют значительную роль в нашем восприятии природы. В подтверждение своей оценки он приводит мысль Нильса Бора в Беседе с Вернером Гейзенбергом во время экскурсии в замок Кронберг: «Разве не странно как изменяется этот замок, стоит лишь на миг вообразить, что здесь жил Гамлет? Как ученые, мы твердо знаем, что замок построен из камней, и восхищаемся тем, как искусно сложил их архитектор. Камни, зеленая, потемневшая от времени крыша, деревянная резьба в церкви – вот и весь замок. Ничто из названного мной не должно было бы измениться от того, что здесь жил Гамлет, и, тем не менее, все полностью меняется.

Стены и крепостные валы начинают говорить на другом языке… Мы знаем о Гамлете лишь то, что его имя встречается в хронике ХIII в. … Но каждый знает, какие вопросы Шекспир заставил его задавать, в какие глубины человеческого духа он проник, поэтому Гамлет не мог не обрести себе место на земле – здесь, в Кронберге» (Mills, 1976).

Время

Представление о времени в физике 17 – 19 веков выражалось геометрическим параметром, который позволял описывать последовательность динамических событий. И вплоть до первой половины 20-го в. делались попытки представить развитие науки, полностью исключая категорию времени из развития категорий человеческого разума. Такая попытка была, например, сделана французским философом Эмилем Мейерсоном, занимавшимся теорией познания. С его точки зрения познание означает отождествление различного, а в основе разума лежит априорный принцип тождества. В соответствии с этим (Meyerson,1962) история науки была представлена как процесс постепенного сведения различного и изменяющегося к тождественному и неизмененному. Категории время не было места в этом представлении, причинность по Мейерсону выступала основой для объяснения в науке, выступала выражением неизменности предмета во времени.

Представителем подобной позиции исключения категории «время» Пригожин считает Эйнштейна, называя его «выразителем той же тенденции в формулировке физики без соотнесения с необратимостью на фундаментальном уровне» (Пригожин, 1986. С. 365) и приводя следующее подтверждение.

6-го апреля 1922 г. в Париже на заседании Философского общества (SocietdePhilosophie) Анри Бергсон в полемике с Эйнштейном пытался отстаивать множественность сосуществующих «живых» времен. Эйнштейн категорически отвергал в этой полемике «время философов», а «Бергсон явно не понимал теорию относительности Эйнштейна.

Но отношение Эйнштейна к Бергсону не было свободно от предубеждения: …(длительность), бергсоновское «живое» время относится к числу фундаментальных, неотъемлемых свойств становления, необратимости, которую Эйнштейн был склонен принимать лишь на феноменологическом уровне…

Для Эйнштейна различия между прошлым, настоящим и будущим лежали за пределами физики» (Там же). Об этом он сам написал после смерти своего друга Микеланджело (Мишеля) Бессо в письме к его сестре и сыну. «Для нас, убежденных физиков, различие между прошлым, настоящим и будущим – не более чем иллюзия, хотя и весьма навязчивая». (Эйнштейновский сборник 1975-1976;1977).

Такую позицию Эйнштейна Пригожин оценивает как отождествление познаваемого с незыблемыми выражает удивление различию между установкой на «безвременную» науку и научными трудами Эйнштейна.

Мир Эйнштейна «полон наблюдателей-ученых, которые находятся в различных системах отсчета, движущихся относительно друг друга, или на различных звездах, отличающихся своими гравитационными полями. Все эти наблюдатели обмениваются информацией, передаваемой с помощью сигналов по всей Вселенной. Эйнштейна интересовал лишь объективный смысл этой коммуникации… Эйнштейн, по-видимому, был весьма близок к признанию тесной взаимосвязи между передачей сигналов и необратимостью. Коммуникация заложена в самой основе наиболее обратимого из процессов, доступных человеческому разуму, – прогрессивного роста знания».

         Становление. Диссипация

Чарлз С. Пирс (1839-1914). Спустя более 200 лет после Лейбница, в конце 19-го в. (1892 г.) Пирс написал о диссипации энергии следующее. «Обнаружено, что при любых трансформациях энергии часть ее превращается в тепло, а тепло всегда стремится выровнять температуру.

Под действием собственных необходимых законов энергия мира иссякает, мир движется к своей смерти, когда повсюду перестанут действовать силы, а тепло и температура распределяется равномерно…

Но хотя ни одна сила не может противостоять этой тенденции, случайность может и будет препятствовать ей. Сила в конечном счете диссипативна, случайность в конечном счете концентративна. Диссипация энергии по непреложным законам природы в силу тех же законов сопровождается обстоятельствами, все более и более благоприятными для случайной концентрации энергии. Неизбежно наступит такой момент, когда две тенденции уравновесят друг друга. Именно в таком состоянии, несомненно, находится ныне весь мир» (Pierce,1892).

Несмотря на столь большую дистанцию во времени, и метафизика Пирса, также как монадология Лейбница, была оценена как еще один пример оторванности философии от реальности.

Однако спустя еще 100 лет идеи Пирса предстали в ином свете – они были оценены «как пионерский шаг к пониманию плюрализма, таящегося в физических законах» (с. 375).

Уайтхед (1861 – 1947). Еще одна иллюстрация в развитии отношений философии и науки – это философия Уайтхеда, в которой бытие неотделимо от становления. (1969;1975).

Но уже во второй половине ХХ ст. «и физика, и метафизика фактически совместно приходят к концепции мира, в которой процесс становления является первичной составляющей физического бытия и (в отличие от монад Лейбница) существующие элементы могут взаимодействовать и, следовательно, рождаться и уничтожаться» (с. 375).

         Картина мира

Лукреций. Картина мира, предложенная им, представляет собой параллельное, упорядоченное и вечное падение атомов в бесконечно протяженном пространстве.

(Ей подобны упорядоченный мир классической физики и учение о параллельных изменениях в монадологии Лейбница).

Серр (1977) отметил, что у Лукреция бесконечное падение служит моделью, на которой зиждется наша концепция естественного происхождения возмущения, служащего толчком к рождению вещей. Если бы вертикальное падение не было «беспричинно» возмущаемо клинаменом (в результате чего равномерно падавшие атомы начинают сталкиваться и образовывать скопления), не возникла бы природа. Все, что воспроизводилось бы, было лишь многократным повторением связи между эквивалентными причинами и следствиями, подчиняющимися законам рока foederafati. «Лукреций, можно сказать, «изобрел» клинамен в том же смысле, в каком «изобретаются» археологические объекты: прежде чем начинать раскопки, необходимо «угадать», что развалины древнего сооружения находятся в данном месте… Там, где утрачивают определенность траектории, где перестают действовать foederafati, управляющие упорядоченным и монотонным миром детерминистического изменения, начинается природа.

Там начинается и новая наука, описывающая рождение, размножение и гибель естественных объектов».

Серр (1977) «На смену физике падения, повторения строгой причинной связи пришла созидающая наукаоб изменении и сопутствующих ему условиях».

Пригожин: На смену законам рока – foederafati -   пришли законы природы -   foederanaturae –означавшие, как подчеркивал Серр и законы природы, т. е. локальные, особые, исторические зависимости, и союз, как некоторую форму контакта с природой

Пригожин: например в физике Лукреция присутствует то, что открыто нами в современном знании – связь между актами выбора, лежащими в основе физического описания, и философской, этической или религиозной концепцией положения, занимаемого человеком в природе.

Физике универсальных зависимостей противопоставляется Другая наука, которая уже не стремится искоренить возмущение или случайность во имя закона и неукоснительного подчинения предустановленному порядку.

Кассическая наука от Архимеда до Клаузиуса противостояла науке о хаотических и бифуркационных изменениях.

Серр (1977; 1974) «Именно в этом греческая мудрость достигает одной из своих величейших вершин. Там, где человек пребывает в окружающем мире и сам выходит из этого мира, находится среди среди окружающей его материи и сам сотворен из нее, он перестает быть чужестранцем и становится другом, членом семьи, равным среди равных. Он заключает пакт с вещами. Наоборот, многие другие науки основаны на нарушении этого пакта. Человек чужд миру, рассвету, небу, вещам.

Он ненавидит их и сражается с ними. Все окружающее для человека – опасный враг, с которым нужно вести борьбу не на жизнь, а на саерть и которого во что бы то ни стало необходимо покорить… Эпикур и Лукреций жили в умиротворенной Вселенной, где наука о вещах совпадала с наукой о человеке. С – возмущение, вихрь в бурлящей природе». С. 162; 85-86

     Пригожин мир классической науки – это мир, в котором могут происходить только события, выводимые из мгновенного состояния системы.

Любопытно отметить, что эта концепция уже во времена Галилея и Ньютона не была новой. Ее можно отождествить с аристотелевским представлением о божественном и неизменном небе.

Аристотель:   точное математическое описание применительно только к небесному Миру.

Классическая наука отрицала становление и многообразие природы, бывшие по Аристотелю, атрибутами низменного подлунного мира. Она как бы низвела небо на землю.

Отцы современной науки имели другие намерения, подвергли сомнению утверждение Аристотеля о том, что математика кончается там, где начинается природа, они усматривали свою задачу не в поиске незыблемого, скрывающегося за изменяемым, а в расширении изменчивой, преходящей и тленной природы до границ мира.

Галилей «Диалог о двух главнейших системах мира»: Высказывал удивление по поводу тех, кто склонен думать, что мир стал бы благороднее оттого, что после потопа осталось бы только море льда или если бы земля обладала твердостью яшмы, с трудом поддающейся резцу. Пусть те, кто думает, будто Земля станет прекраснее оттого, что превратится в хрустальный шар, сами обратятся в алмазные статуи под взглядом Медузы Горгоны!

Объекты, выбранные первыми физиками для проверки применимости количественного описания,-

Идеальный маятник с его консервативным движением,

Простые машины,

Орбиты планет и т.д., -

Соответствуют единственному математическому описанию, воспроизводящему Божественное совершенство и идеальность небесных тел Аристотеля,что выяснилось современными физиками. Объекты классической динамики замкнуты в себе подобно богам Аристотеля. Они ничего не узнают извне. Каждая точка в любой момент времени знает все, что ей необходимо знать, а именно распределение масс в пространстве и их скорости. Каждое состояние содержит всю истину о всех других состояниях, совместимых с наложенными на систему связями; каждое может быть использовано для предсказания других состояний, каково бы ни было их относительное расположение на оси времени. В этом случае описание представляемое наукой, тавтологично, т.к. и прошлое, и будущее содержится в настоящем.

Классическая наука постнеклассическая наука

1.Падение   1. изменение

Повторение строгой причинной связи условие, сопутствующие изменению

2.законы рока   2. законы природы, т. е. локальные, особые, исторические зависимости и союз как форма контакта с природой

3.физика Лукреция 3. = связь между актами выбора, лежащими в основе физического описания, и философской, этической или религиозной концепцией положения, занимаемого

человеком в природе

4.физика универсальных зависимостей 4.не стремится искоренить возмущение или случайность во имя закона и неукоснительного подчинения предустановленному порядку

5.Эпикур и Лукреций 5.наука о хаотических и бифуркационных изменениях. Наука о вещах совпадала с наукой о человеке

6. Это мир, в котором могут происходить только события, выводимые из мгновенного состояния системы не было новым и во времена Галилея и Ньютона Пригожин отождествляет ее с аристотелевским представлением о божественном и неизменном небе. Аристотель: точное математическое описание применительно только к небесному миру отрицала становление и многообразие природы, бывшие по Аристотелю, атрибутами низменного подлунного мира.

Она как бы низвела небо на землю. Отцы современной науки имели другие намерения, подвергли сомнению утверждение

Аристотеля о том, что математика кончается там, где начинается природа, они усматривали свою задачу не в поиске незыблемого,

отрицала становление и многообразие природы, бывшие по Аристотелю, атрибутами низменного подлунного мира.Она как бы низвела небо на землю.

Пригожин в ст. «Стрела времени» пишет, «… Любая «интегрируемая» динамическая система, то есть система, траектории которой можно точно вычислить, может по определению быть представлена в терминах независимых друг от друга периодических движений. А всякая динамическая траектория имеет в качестве фундаментальной основы периодичность движения планет».

… «Всякая динамическая траектория является по определению детерминистской и обратимой: она определяет будущее и прошлое в качестве эквивалентных и одинаково выводимых из настоящего. Законы динамики равным образом (не позволяют априорно утверждать, в каком смысле Луна вращается вокруг Земли, и) … не устанавливают никакой внутренней разницы между развитием, направленным от начального состояния к состоянию, расположенному в будущем, и развитием, которое направлялось бы от этого будущего состояния к начальному состоянию».

… «Обратимость законов динамики, равно как и законов обеих фундаментальных наук, созданных в ХХ столетии – квантовой механики и теории относительности, – выражает такое радикальное отрицание времени, какого никогда не могли вообразить никакая культура, никакое коллективное знание».

… «Никакое умозрение, никакое знание никогда не утверждали эквивалентность между тем, что созидается, и тем, что разрушается, … однако носительницей такого отрицания с самого начала была динамика, физическая теория, успехи которой отождествляются с триумфом науки как таковой».

… «Физика пережила в конце ХIХ века глубокий кризис в результате обнаружения невозможности внутреннего согласования законов динамики и термодинамической необратимости».

И. В.: Однако, рассматривая вопрос об оси времени в период клинической смерти или комы, мы сталкиваемся с нерешенным и, пожалуй, даже не ставившимся вопросом, о том, что для организма, т. е. на уровне биологической формы, мы можем применять термодинамику – температурные показатели участвуют в процессе, а для психики, для психических процессов – что нам применять?