Философия, методология и наука. Природа, общество и человек. ХХ – начало ХХI века

Философия, методология и наука.

Природа, общество и человек. ХХ – начало ХХI века

И. В. Ершова-Бабенко,

                                                                                        г. Одесса

Посвящается удивительному человеку, философу и ученому,
ставшему для меня путеводной звездой в философии и науке,
Илье Пригожину, русскому по происхождению, возглавившему
Бельгийскую научную школу

В последние десятилетия ушедшего века исследование сложных и сверхсложных, диссипативных сред (объектов, систем, структур, процессов) различной природы привело специалистов-философов и методологов науки (в данном контексте в понятие наука включена медицина), ученых к поиску единых концептуальных оснований исследования таких сред, к поиску универсальных принципов их поведения – принципов самоорганизации и эволюции. Столь высокая степень интереса к диссипативным структурам (термин И. Пригожина) обусловлена, прежде всего, тем, что они символизировали для науки ХХ в. возможность спонтанного возникновения организации из беспорядка и хаоса в результате процесса самоорганизации.

Для поддержания этих сред нужно больше энергии, чем для поддержания более простых структур, на смену которым они приходят.

Диссипативные системы могут возникать в переломный момент перехода, который, как становится понятно в последние годы, может совершаться на уровне времени, пространства, пространственно-временного континуума, информации и психики, материи (вещественных и невещественных ее видов, т. е. в том числе и полевых структур) и энергии, на уровне поведения человека, природы, социума, цивилизации и Космоса, а также разнообразных допустимых сочетаний всех перечисленных уровней. Это переход через особую точку или точку бифуркации (термин И. Пригожина).

Для диссипативных систем характерен более дифференцированный и более высокий уровень упорядоченности или организации. Физические, химические, биологические и социальные структуры такого рода впервые были рассмотрены И. Пригожиным и получили свое название именно из-за особенностей энергетического режима. В дальнейшем диссипативными признаны информационные [Э. Тоффлер,1986, во всяком случае, это первый источник, в котором я встретила данную постановку вопроса применительно к информационным системам], психические, психомерные [И. Ершова-Бабенко,1992] и человекомерные структуры.

Процесс поиска единых концептуальных оснований исследования подобного уровня структур особенно активизирован в последнее десятилетие в связи с колоссальным взлетом биологии, генетики. По крайней мере, с 1988 г. биофизикам стало понятно, что диссипативные структуры проявляются в процессах морфогенеза [Волькенштейн,1989; Белинцев,1988;1991].

Кроме того, очень серьезные идеи, которые позволяют на многие традиционные проблемы посмотреть совершенно с иных позиций, выдвинуты в этот период медициной, кардинальные изменения произошли в представлении о психике человека. Предложена новая концепция болезни [Запорожан, Ершова-Бабенко, Гоженко, Макулькин, 2002], не подвергается сомнению связь психической и соматической патологий [Ершова-Бабенко,2002; 2002а], пересмотрены взгляды на формирование клинического мышления врача [Максименко - в печати] в свете изменения подходов к высшему образованию вообще и к подготовке специалистов-медиков в частности [Запорожан, Ершова-Бабенко, 2003;2004].

Сегодня, в первые годы III тысячелетия, в большинстве областей знания – в медицине, естествознании и гуманитарных науках, в философии и методологии науки, специалисты нацелены, как никогда ранее, на поиск таких единых концептуальных оснований исследования сложных и сверхсложных, диссипативных объектов (сред, систем, структур, процессов), которые позволили бы всем наукам говорить на одном языке [Баранцев, 2003] и сохранять при исследовании любого явления его целостность.

Илья Пригожин, много сделавший для формирования нового взгляда на мир, общество и человека, нового диалога человека с природой и обществом с позиций сложности, диссипативности и целостности, еще в начале 70-х гг. прошлого века подчеркивал необходимость новых теоретических знаний. К концу 90-х гг. философы и методологи науки пришли к понятию «метатеоретическое знание» как третий уровень знания, существующий наряду с опытным и теоретическим знанием [Алексеев, Панин,1997], уровень, необходимый для осуществления стремления к единству, к единым концептуальным основаниям исследования диссипативных сред различной природы.

Принципиальные вопросы естествознания в середине 80-х наиболее точно, пожалуй, сформулированы И. Пригожиным.

Он пишет в 1985 году: «…мы переживаем период научной революции, когда коренной переоценке подвергается место и само существование научного подхода, – период, несколько напоминающий возникновение научного подхода в Древней Греции или его возрождение во времена Галилея» (с.11).

Спустя всего лишь 20 лет после вывода И. Пригожина в 1985 г. о наступившем периоде научной революции наука снова оказалась перед фактом кардинальных изменений и осознала, буквально в первые годы III тысячелетия, что она переживает новый период научной революции, который получил название Первый Ноосферный Кризис (термин В. Кордюма), когда коренной переоценке подверглось уже само существование Биосферы, биосферных законов и человеческого разума. «На всех уровнях – от человека до бактерии – тихо и спокойно, без шума, но в каком-то фатальном темпе развивается подготовка создания новых типов разума на биологической основе.

А в более далекой (но уже тоже обозримой перспективе), прорабатываются (пока, конечно же, только для лечебных целей) биосовместимые имплантаты [Knott,1997]. ..

Но, кроме того, современные полупроводники, вся основанная на них техника … при разработке кремниевой биосовместимости прямо вписываются во все живое. И все это – только начало, которое уже реализуется». [Кордюм,2003. С. 33].

Рассмотрим особенности периода научной революции 80-х гг., а затем особенности Первого Ноосферного Кризиса.

Главной задачей естествознания в середине 80-х стало выявление роли необратимых процессов в природе, фундаментальности и вместе с тем инструментальности понятия.

В рамках этой задачи И. Пригожин выдвинул три основных тезиса.

1.Необратимые процессы столь же реальны, как и обратимые, а не являются лишь следствием приближенного описания обратимых процессов.

2.Необратимые процессы играют конструктивную роль в физике, химии и биологии. Ими определяется возможность возникновения когерентных структур, возможность процессов самоорганизации в открытых системах.

3.Необратимость глубоко связана с динамикой и возникает там, где основные понятия классической и квантовой механики (понятия траектории и волновой функции) перестают отвечать опытным данным.

Подчеркнем, что если в книге 1985 г. И. Пригожиным еще не ставится вопрос о распространении этих позиций и на социологию [Пригожин, 1985], то уже буквально через год, в 1986 –ом, выходит следующая его книга, в соавторстве с историком науки И. Стегерс, в которой позиции, задачи и тезисы естествознания соединяются с социологией [Пригожин, Стенгерс, 1986]. Таким образом, в рамках одной научной школы к середине 80-х гг. ХХ столетия естественнонаучные и гуманитарные науки, наконец, обретают реальный общий дом.

Пригожинская парадигма становится особенно интересна тем, как считает Э. Тоффлер (1986) – один из крупнейших социологов второй половины ХХ в., что «она акцентирует внимание на аспектах реальности, наиболее характерных для современной стадии ускоренных социальных изменений: разупорядоченности, неустойчивости, разнообразии, неравновесности, нелинейных соотношениях, в которых малый сигнал на входе может вызвать сколь угодно сильный отклик на выходе, и темпоральности – повышенной чувствительности к ходу времени.

Если 25 лет назад Э. Тоффлер осторожно писал:

«Не исключено, что работы Пригожина и его коллег в рамках так называемой Брюссельской школы знаменуют очередной этап научной революции, поскольку речь идет о начале нового диалога не только с природой, но и с обществом» [Тоффлер, 1986. С. 17], то сегодня это стало очевидным фактом. Идеи Брюссельской школы, существенно опирающиеся на работы Пригожина, образовали к середине 80-х годов новую, всеобъемлющую теорию изменения.

В сильно упрощенном виде суть этой теории сводится к следующему. Некоторые части Вселенной действительно могут действовать как механизмы. Таковы замкнутые системы, но они в лучшем случае составляют лишь малую долю физической Вселенной. Большинство же систем, представляющих для нас интерес, открыты – они  обмениваются (обратите внимание, речь идет не о взаимодействии, а об обмене!!!) энергией или веществом (в 1986 г. Э. Тоффлер написал: «…можно было бы добавить и информацией») с окружающей средой. К числу открытых систем уже в середине 80-х без сомнения относили не только биологические, но и социальные системы. А это означало, что любая попытка понять их в рамках механистической модели становилась заведомо обреченной на провал.

Кроме того, открытый характер подавляющего большинства систем во Вселенной позволял прийти к выводу, что реальность отнюдь не является ареной, на которой господствуют порядок, стабильность и равновесие.

Напротив, стало понятным, что главенствующую роль в окружающем нас мире играют неустойчивость и неравновесность.

Рассмотрим это подробнее, воспользовавшись терминологией самого И. Пригожина. С этих позиций можно сказать, что все системы содержат подсистемы, которые непрерывно флуктуируют. Иногда отдельная флуктуация или комбинация флуктуаций может стать (в результате положительной обратной связи) настолько сильной, что существовавшая прежде организация не выдерживает и разрушается. В этот переломный момент, который И. Пригожин называл особой точкой или точкой бифуркации, принципиально невозможно предсказать, в каком направлении будет происходить дальнейшее развитие: станет ли состояние системы хаотическим или она перейдет на новый, более дифференцированный и более высокий уровень упорядоченности или организации. Этот уровень он и назвал «диссипативной структурой». Напомним, что в его работах физические и химические структуры получили название диссипативных потому, что для их поддержания требуется больше энергии, чем для поддержания более простых структур, на смену которым они приходят.

Из сказанного вытекает, что уже к середине 80-х гг. ХХ ст. все перечисленные позиции распространяются на биологические, физические, химические, а также, что очень важно, на социальные системы. Кроме того, они распространяются на поведение энергии, вещества, информации и времени.

Развитие научной мысли последней четверти ХХ ст. позволило отечественному исследователю И. Ершовой-Бабенко, начиная с 1989 года, распространить все вышеперечисленные позиции на поведение психики человека – психических, информационно-ментально-эмоциональных процессов, выделенных на уровне внутреннего мира человека, на уровне его поступков внутри себя и вне себя, на уровне социума, природы в узком смысле как природы Земли и в широком смысле как Вселенной. К концу 80-х годов психика человека была рассмотрена как открытая среда.

Также была предложена философско-методологическая позиция, позволившая расстаться с антагонистическим противопоставлением материального и идеального.

Кроме того, фактически, была введена новая концепция зачатия, а наряду с этим возможность научного рассмотрения постмортального уровня существования психики человека как особой реальности.

С этих позиций психика человека представляет собой диссипативную среду, которая возникает в переломный момент перехода материи из одного состояния в другое (момент соединения пси- остатка жившего ранее человека с системами психической реальности родителей – зачатие) через особую точку на уровне внутреннего мира человека как информационно-ментально-эмоциональной (информационно-ментально-энергетической) открытой среды. К началу 90-х годов прошлого века сформировалась новая научная область психосинергетика, а вслед за ней и Альфалогия (термины И. Ершовой-Бабенко).

В связи с выявлением фундаментальной роли понятия необратимость, И. Пригожин считает необходимым в этот период (имеется в виду период 80-х гг . ХХ в.) вновь пересмотреть и понятие времени.

Если в классической и квантовой механике время входит как параметр, то в теории необратимых процессов появляется «второе время», тесно связанное с флуктуационными процессами в макроскопических системах.

«Это новое время, – пишет И. Пригожин,- не является больше простым параметром, как время в классической или квантовой механике. Второе время – скорее оператор, подобно операторам, соответствующим различным величинам в квантовой механике» [Пригожин, 1985. С. 15]. Сказанное можно проиллюстрировать рисунком из работы И. Пригожина 1985-го года «От существующего к возникающему».

Рис.1

Вопросы и ответы на них, поставленные и найденные И. Пригожиным, в значительной степени способствовали к середине 80-х гг. решению фундаментальных проблем не только в физике, но и в химии, в биологии, в социологии, в психологии, в физиологии, в космологии и т. д., т. е., фактически, в философии и методологии науки конца ХХ-го века.

В книге 1985 г. он еще не смог охватить все направления современной ему в этот период теории необратимых процессов. Но уже тогда на достаточно конкретной и единой основе им было дано сопоставление важнейших его идей с теми, которые развивались в течение ряда лет в работах других авторов. Это позволило отразить «тогдашнюю» позицию этого глобального автора второй половины ХХ в.

Идея возможности спонтанного возникновения организации из беспорядка и хаоса в результате процесса самоорганизации, возможности, которую реализуют диссипативные структуры, родившись и получив развитие в работах И. Пригожина и представителей его школы, нашла продуктивное воплощение в работах советской биофизической школы под руководством Волькенштейна. Один из его учеников, Белинцев, в исследованиях морфогенеза рассмотрел «спонтанный переход с понижением симметрии»[Белинцев, 1991] и пришел к выводу, что морфогенез не сводится к чисто химическим явлениям (как это представлено у Тьюринга (1952). Важнейшую роль здесь играют механохимические процессы. В своей физико-математической модели Белинцев использовал нелинейные дифференциальные уравнения. В нелинейных диссипативных системах реализуются неустойчивости и бифуркации. Были установлены условия, при которых в клеточных пластах возникают спонтанные переходы с понижением симметрии, т. е самоорганизация.

Сегодня, спустя 12 лет после выхода цитируемой работы Белинцева, мы вполне можем понятие (клеточный) пласт трактовать как (клеточное) поле (пространство), определенное состояние которого возникает в определенном фрагменте, в данном случае клеточного пространства, имеет определенно текущее время этого фрагмента пространства за счет плотности или информационной емкости единицы клеточного пространства.

Речь идет о том, что спонтанные переходы возникают при определенных условиях и характеризуются по-другому протекающим временем и другой плотностью пространства.

К этому следует добавить изменения, возникающие в окрестности точки перехода как точки бифуркации. Не знаю, были ли известны Петру Калиновскому в 1994 году работы И. Пригожина, Волькенштейна, Белинцева, их мысли, связанные с явлением спонтанного перехода.

Однако, ученый, православный верующий, в новой редакции своей книги «Переход», вышедшей на русском языке в 1994- м году, написал следующее:

«По-моему, мы подошли к новой эпохе жизни человеческого общества» [Калиновский,1994. С. 282]. Фактически, эту эпоху он и назвал переходом, что у меня лично ассоциируется с явлением спонтанного перехода применительно к нашему времени, к нашей цивилизации в целом в значении возможности возникновения организации из беспорядка и хаоса в результате процесса самооорганизации. Этим я хочу ввести оптимистическую ноту в прогнозы нашего будущего в отличие от глубоко пессимистического будущего, которое рисуют нам сегодня генетики. На чем основан мой оптимизм? Прежде всего, на тех экспериментальных данных, которые были получены Ильей Пригожиным и представителями Бельгийской школы. Эти данные позволяют рассматривать будущее как потенциальную возможность. С другой стороны, оптимизм основывается на длительных собственных экспериментальных исследованиях и теоретическом, концептуальном их осмыслении применительно к поведению психики отдельного человека, группы людей и шире – общества, социума, цивилизации. Мои результаты состоят в следующем. Если применить к анализу информации, порожденной человеком/человечеством, принцип удаления лишнего, то оставшееся символизирует наше будущее – от  отдельного человека до цивилизации в целом. Объектом подобного исследования становится информационное поле индивидуально отдельного человека, а также разнообразного их сочетания, т. е. информационного поля группы. Например, отдельного студента или группы студентов (случайная выборка); отдельно автора статьи, книги, монографии или группы работ одного автора, или группы авторов, работающих в одной области (во всех случаях соблюдается случайная выборка); одной научной области или группы научных областей, как сопряженных, так и отдельных (случайная выбора) позволяет обнаружить локальное будущее отдельного человека или группы людей, а также будущее научной области или всего социума, цивилизации.