ПОНЯТИЕ ПАРАДИГМЫ: ПОСТПОЗИТИВИСТСКИЕ ДИСКУССИИ И СОВРЕМЕННЫЕ АКЦЕНТЫ

В. Б. Ханжи,

к. ф. н., доцент,

Одесский национальный медицинский университет

Введение

Целью нашего исследования является осмысление понятия парадигмы на основании постпозитивистских дискуссий, а также расширение объема и контекстности употребления этого термина в пространстве современного (постнеклассического) рассмотрения.

Необходимость написания данной статьи была осознана автором в свете цели исследования, осуществляемого с 2008-го года. Не вдаваясь в подробности (детальнее – Ханжи, Москва, 2010), отметим, что в планах автора – построение антропологической парадигмы времени (в противовес традиционной – онтологической). Очевидно, что без специального исследования, посвященного осмыслению понятия «парадигма» в русле нового (постнеклассического) знания, вышеуказанная работа была бы ущербной. Именно поэтому мы и предлагаем уважаемому читателю данную статью.

Для современных исследователей, работающих в постнеклассическом научном пространстве и посвящающих свои работы вопросам истории и философии науки, нередко камнем преткновения становится одно из самых обсуждаемых в научном и философском дискурсах понятий – понятие «парадигма». И хотя со времени выхода в свет монографии Томаса Куна «Структура научных революций» (1962), в которой американский философ первым (после ввода этого понятия в научный тезаурус Г. Бергманом) обстоятельно показывает возможности его культивации, прошло уже почти полстолетия, тем не менее, проблемы расширения и углубления значения этого термина, определения частнонаучных и общенаучных парадигм, парадигмального моделирования вообще по-прежнему остаются актуальными.

Работа Куна, всколыхнув волну публикаций резко критического характера (что заставило автора издать «Дополнение 1969 года», где он по мере возможности постарался разрешить возникшие противоречия), все же остается одной из хрестоматийных для философов науки, по-прежнему выступая в качестве фундамента, отправной точки в постановке и решении «не разгаданных еще головоломок науки» в рамках проблемы парадигмальности (следует упомянуть таких исследователей, как Дж. Баркер, Д. Грегори-Вильямс, И. Лакатос, К. Поппер, А. Смит, С. Тулмин, П. Фейерабенд, У. Хармон, В. И. Аршинов, В. Э. Войцехович, М. С. Дмитриева, А. Г. Дугин, И. В. Ершова-Бабенко, Л. А. Маркова, С. Р. Микулинский, Р. В. Светлов, В. С. Степин и др.).

Концепция развития науки Т. Куна [1] построена на триаде фундаментальных понятий: «нормальная наука», «научная революция», «парадигма». Поскольку такая взаимосвязь красной нитью прослеживается в работе философа, мы также видим необходимость выявления сущности понятия, вынесенного в заголовок данной статьи, через демонстрацию корреляции вышеобозначенных терминов.

История развития человеческих знаний о мире наглядно демонстрирует нам рефреном возникающую уверенность в том, что мир (или определенная его сфера) описываем той или иной системой положений и допущений достаточно полно и верно. Молодые поколения ученых, воспитанных в русле данной системы, бережно сохраняют и приращают традиционные устои.

Это то состояние науки, которое Кун называет «нормальным». На основании этих доминирующих убеждений пишутся учебники (от школьного до аспирантско-преподавательского уровня), что же касается ситуации, когда такой специализированной литературы еще не существовало (до нач. ХІХ-го века), то ее успешно заменяли фундаментальные труды знаменитых ученых от античности до Нового времени: таковыми являются, например, «Физика», «О небе» Аристотеля или «Математические начала натуральной философии» и «Оптика» Исаака Ньютона.

Однако очевидно, что всякая нормальная наука есть попытка навязать природе определенные рамки, пусть и достаточно правдоподобные, и, если это так, то, похоже, такая позиция неминуемо ущемляет многоликость и разнообразие природы. Кроме того, иногда та или иная научная система являлась, как оказывалось позже, результатом коллективного (иногда общечеловеческого) самообмана, принятия кажущегося за действительное (хрестоматийный пример – система мироздания Аристотеля-Птолемея).

Тем не менее, неумещаемость многообразия объекта в рамки системы взглядов со временем все более дает о себе знать. Специалист, не имеющий морального права замалчивать научные аномалии и нестыковки, вначале заявляет об исключении из правил, а затем, если количество исключений становится сопоставимым с числом феноменов, подтверждающих правило, а иногда и превалирующим над ним, возвещает о том, что наука нуждается в доработке того или иного комплекса убеждений либо в полном отказе от него как от не выдержавшего испытания временем. И тогда происходит научная революция. Возвращаясь к примеру парадигмы Аристотеля-Птолемея, заметим, что первый значительный удар по ней осуществляет модель (которая со временем стала парадигмальной) Николая Коперника (1514) – этот факт смены парадигм известен как одна из величайших научных революций – «коперниканский переворот» (подробнее о смене геоцентризма гелиоцентризмом см. у С. Хокинга [2]). Т. Кун приводит [1] и другие, не менее значимые для науки примеры научных революций:

1. Переход от корпускулярной теории света (И. Ньютон) к волновой (Т. Юнг, О. Ж. Френель), а затем к корпускулярно-волновому дуализму (М. Планк, А. Эйнштейн).

2. Преодоление в теории Б. Франклина трудностей как теорий, рассматривающих притяжение и электризацию трением в качестве основных электрических явлений, так и теорий «электриков», которые позиционировали притяжение и отталкивание как в равной степени элементарные проявления электричества.

3. Смена ньютоновской механики квантовой механикой.

4. Переход от теории флогистона к теории химических реакций и окисления А. Л. Лавуазье (химическая революция).

5. Принятие теории маятников Галилея вместо теории Аристотеля и перипатетиков.

Итак, научные революции, согласно куновскому определению, представляют из себя «…такие некумулятивные эпизоды развития науки, во время которых старая парадигма замещается целиком или частично новой парадигмой, несовместимой со старой» [1, с. 128]. Поскольку такое определение содержит понятие парадигмы, остановимся на артикуляции этого термина подробнее.

Уже в предисловии к «Структуре научных революций» американский философ указывает: «Под парадигмами я подразумеваю признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений» [1, с. 11]. Как уже было указано ранее, термин «парадигма» тесно сопряжен с понятием нормальной науки. Парадигма выступает в качестве образца, фундаментальной модели мысли, пригодной для толкования определенной совокупности фактов в той или иной сфере природы. Именно от того, как долго парадигмальные установки будут пояснять факты действительности достаточно глубоко и в непротиворечивой форме, зависит длительность развития соответствующей науки в ее «нормальной» фазе. Однако цель нормальной науки состоит не только в безоговорочном копировании тех посылов, которые даны родоначальниками парадигмы – скорее, изначальный образец разрабатывается таким образом, чтобы быть примененным в иных, зачастую более трудных, условиях. Заданная парадигма изначально представляет собой заманчивую перспективу научной деятельности, реализация которой и составляет сущность нормальной науки.Таким образом, парадигма обусловливает на определенное время русло науки, которая, в свою очередь, укрепляет парадигмальные положения, обеспечивая успех как самой модели, так и ее адептам.

Куновские взгляды вызвали массу критики. Одним из ярчайших оппонентов автора нашумевшей монографии является Пол (Пауль) Фейерабенд. Методолог корит своего коллегу за двусмысленность изложения идей [3, с. 110 – 112]: у Куна нет определенности в решении вопроса о том, что он предложил читателю: четкие методологические установки, предписания или описание реалий развития науки безоценочного характера? Без прозрачности и ясности этой позиции не будет определенности и в более конкретном вопросе: действительно ли «улучшение» науки (Фейерабенд имеет в виду приближение к некоему эталону наукообразности) должно быть связано со сплочением ученых под знаменами одной парадигмы, со стремлением примкнуть пока еще неопределившихся к сформировавшемуся сообществу. Следовательно, необходимо изначально указать, является излагаемое методологическими предписаниями, или это – лишь описание действительности.

Следующая претензия изначально касается функции того, что Кун называет «нормальной наукой», а затем выливается в критику всей этапности развития науки, предложенной в его концепции. Итак, согласно Куну, первоочередная функция «нормальной науки» – разработка и углубление положений парадигмы, причем, все адепты основных ее идей с завидным упорством осуществляют кропотливую работу по «решению головоломок» именно в рамках заданных ею же предписаний. Такое положение Фейерабенд называет «принципом упорства (tenacity)» [3, с. 117]. Принцип упорства побуждает ученых не обращать внимания на ясные факты, перечащие господствующей теории, и не прибегать к другим теориям, даже если они устраняют трудности разрабатываемой и обеспечивают более удачное решение задач науки.

Однако, рано или поздно, не выдерживающая атаки противоречий теория начинает требовать от ученых принятия определенных альтернатив извне. Отсюда и вытекает анонсированная раннее претензия: действительно ли нормальная наука монолитна в том смысле, что вне господствующей парадигмы ничего нет? Чем же порождено альтернативное? Реален ли «нормальный» период в куновском понимании или в действительности сама нормальная фаза включает в себя революционные элементы? Не случайно Фейерабенд заключает: «…Описанная Куном нормальная, или «зрелая» наука даже и не является историческим фактом» [3, с. 122]. И далее: «…Концепция Куна, которая разделяет во времени периоды пролиферации и периоды монизма, полностью рушится […]» [3, с. 124]. Таким образом, с его точки зрения, следует говорить не о размежевании во времени нормальной науки и научных революций, а о наличии «нормального» и «философского» компонентов в едином теле развития научного знания.

Вторит Фейерабенду С. Тулмин [4], подчеркивая, что Кун слишком категоричен в разграничении периодов «нормальной науки» и «научной революции», более того, куновская картина развития науки, демонстрируя парадигмы как разительно отличные одна от другой, по сути исключает диалогичность и полемичность между адептами старой и новой модели мысли. По мнению Тулмина, такая абсолютизированная дискретность парадигм не отражает действительного положения дел в науке: ученые, принявшие новые веяния, четко представляли себе, что побудило их к отказу от старой парадигмы – основанием для выбора в пользу нового зачастую является не авторитет создателя новой теории, не меркантильные соображения, а осознание того, что в рамках той совокупности убеждений и посылок, которая господствовала раннее, научные головоломки были разгадываемы не так глубоко и эффективно, как в парадигме, пришедшей на смену.

Вместе с тем Кун настолько близко принимает критические стрелы об относительности разграничения нормальной науки и научных революций, о том, что концептуальные изменения происходят гораздо чаще, чем это ему видится, что начинает (с 1965-го года) демонстрировать динамику развития науки как сплошной процесс микрореволюций, как «непрерывную революцию» – это, как считает Тулмин, также ущербно (как противоположная крайность) в силу нивеляции ясности различия периодов разработки парадигмы и ее кризиса с последующими революционными преобразованиями.

Согласен с коллегами и Карл Поппер [5]: картина развития науки, в которой противопоставлены «нормальная наука» и революционный период, не дает представления о том, каким образом вообще осуществляется переход к новым парадигмальным установкам, ибо «…рациональная дискуссия представляется невозможной вне установленного концептуального каркаса» [5, с. 585].

Наконец, тезисно раскроем суть полемики Т. Куна и И. Лакатоса, развернувшейся по поводу обвинения первого вторым в иррационалистическом видении развития науки (несколько позже подобные замечания озвучит не убежденный Куном К. Поппер [5]). Главная претензия Лакатоса к куновской концепции сводится к тому, что «…Кун склонился к весьма оригинальной концепции иррациональной смены рациональных авторитетов» [6, с. 253]. Он, как полагает Лакатос, недооценивает исторической обусловленности смены одной парадигмы другой парадигмой, когда победа детерминирована «…эмпирическим вырождением старой и эмпирическим прогрессом новой программы» [6, с. 257].

В ответ на это Кун резонно замечает, что зависимость развития науки от психологических моментов, выражающихся в поведении ученых, – достаточно труднооспоримый факт, но это еще не означает, что наука, исходя из этого, иррациональна. Кроме того, автор «Структуры научных революций» требует при анализе его взглядов обращать внимание на тот факт, что формирование научных сообществ, а также принятие ими новых парадигм фундированы ценностями, которых придерживаются члены этих сообществ, сами же ценности «…получены в значительной степени на основе изучения примеров прошлых применений теорий [курсив мой – В. Х.], а не путем изучения правил их применения» [7, с. 282 – 283]. То есть, учитывая опыт разработки прошлых парадигм, осознавая невозможность осмысления аномалий в рамках старых предписаний, научное сообщество принимает новые с надеждой на то, что именно новая парадигма качественней и в более широком спектре позволит осмыслить факты.

В «Дополнении 1969-го года» [1] Т. Кун по мере возможности старается парировать накопившиеся положения критики касательно его концепции, хотя с некоторыми из них он согласен.

Отметим, что Кун не ограничивается полемикой – он делает новый шаг в развитии собственных взглядов, предлагая понятие парадигмы заменить термином «дисциплинарная матрица» [1]. В матрице исследователь выделяет четыре компонента: 1) символические обобщения, то есть положения, которые принимаются представителями сообщества без разногласий;

2) метафизические парадигмы – общепризнанные предписания, помогающие определить, что должно быть принято в качестве решения той или иной задачи и в качестве объяснения; 3) ценности (как этического, так и методологического характера); 4) то, что подвигло философа к изначальному предложению термина «парадигма», и то, что в наибольшей мере соответствует ему, – образцы, то есть конкретные примеры решения головоломки.

Перейдем к реализации второй компоненты цели статьи. Мы покажем постнеклассические позиции, касающиеся расширения объема и контекстности употребления термина «парадигма», а также предложим варианты комбинации парадигм на том или ином этапе развития человеческого знания. Согласно Куну, парадигмы выступают в качестве сменяющих друг друга моделей, образцов для решения головоломок той или иной науки – именно выделенное курсивом слово побуждает нас к дальнейшим размышлениям.

Американский философ описывал в своей работе развитие точных наук (физики, химии, астрономии). Как известно, наука (рассмотренная на любом уровне ее абстрактности) всегда отличается принципиальной возможностью верификации ее положений, основанием же для этого является практика. Естественно, что руководствуясь почерпнутыми из живого опыта данными, видя их несоответствие господствующей теории, ранее бывшей пригодной для их пояснения (как оказалось, поверхностного), специалист будет ратовать за обозначение этой теории как неуниверсальной, работающей в узких рамках (как минимум), либо за свержение оной (как максимум). Но оставаться неописанной и необъясненной сфера бытия долго не может – такая ситуация неминуемо требует возникновения новой теории, затем она находит отклик в умах и (как следствие) трудах мыслителей-последователей, постепенно приобретая уже характер парадигмы, причем, новая парадигма как более совершенное средство познания действительности, безусловно, не сочетается со старой, не выдержавшей проверки временем и опытом.

Однако точные науки никогда не являлись (и в обозримом будущем ситуация не изменится) единственным органоном постижения мира и, в итоге, построения мировоззренческой модели. Как в древности, так и сегодня огромнейшую роль в этом играют религия, искусство, философия. Размышляя о философии, следует отметить, что сам ее предмет располагает (нет, скорее требует) плюралистичности позиций в решении того или иного вопроса, постоянной борьбы идей, майевтичности общения. Наоборот, исключение самой возможности конструктивного диалога, где каждая сторона отстаивает право на возникновение-развитие-победу своей позиции, лишает философию ее гордого имени и глубокой сущности, превращая по факту в идеологию. Если это так, то почему бы, расширяя границы применимости понятия парадигмы таким образом, чтобы его культивация осуществлялась и за пределами сферы точных наук, не признать естественность не только смены, но и сосуществования взаимоисключающих моделей мысли, по-своему ориентирующих определенное сообщество адептов (каждая – свое). Более того, если приблизить термин «парадигма» к понятиям «мировоззренческая система», «картина мира» [например, 8], то это будет соответствовать самому естеству развития человеческого мышления, отвечать вечному стремлению Homosapiensизыскать истину (пусть даже признаваемую таковой лишь в кругу единомышленников) через диалогизирование с себе подобными, а не получить ее в виде готового знания, не требующего рефлексии, творческого рвения, самореализации.

В более ранних наших публикациях были подвергнуты осмыслению параллельно существующие: в эпоху античности – модели онтологической мысли, названные нами «парадигмой статичности» и «парадигмой динамичности», в периоды средневековья и Ренессанса – теистическая и пантеистическая парадигмы бытия.

Следует заметить, что с начала ХХ-го века такое положение стало распространяться и на точные науки. К этому времени классическая научная картина мира, в поиске «чистой» объективной истины фактически элиминировавшая из себя познающего субъекта, уступает место новому, квантово-релятивистскому (неклассическому) мировоззрению, которое не обходится без субъекта познания в корне. Это, в свою очередь, отражается на результатах исследований: различные научные сообщества получают принципиально отличающиеся результаты ввиду, как указывает В. Э. Войцехович [8], пребывания в разных системах координат и привнесения своих субъективных условий в объективное знание. Современный исследователь пишет по этому поводу: «Объективная истина как идеал научного познания размывается и становится субъект-объектной истиной, зависящей от мировоззрения и установок познающего субъекта, его методологии и средств исследования» [8, с. 48]. Тенденция увеличения роли человеческого фактора в научном поиске и получаемых результатах продолжилась и на постнеклассическом этапе развития научной рациональности: наука все больше становится «человекомерной» (И. В. Ершова-Бабенко [9]) или «человекоразмерной» (В. С. Стёпин [10]), то есть, ее лицо на сегодня во многом определятся антропным принципом.

Итак, повторим, такая ситуация детерминирует возникновение не только последовательности парадигм (в решении как узкоспециальных, так и глобальных задач), но и их параллелизм (кстати, Кун также бегло на это указывает [1]). Таким образом, нам видится возможным представить в рамках этой статьи три принципа комбинации парадигм:

1) последовательность: одна фундаментальная модель мысли сменяется другой совокупностью взглядов и убеждений, полностью или в значительной мере исключающей прежнюю (например, смена парадигмой относительности парадигмы абсолютности пространства и времени);

2) параллельность: парадигмы сосуществуют в определенном промежутке времени (парменидовская «парадигма статичности» и гераклитовская «парадигма динамичности»);

3) параллельность последовательности: при таком характере развития той или иной области знания одна парадигма сосуществует с рядом сменяющихся парадигм, причем сменяющийся ряд может, неся в себе противоречивость (то есть, одна модель мысли принципиально инакова по отношению к другой), быть противопоставленным во всех своих звеньях первой парадигме (пример: платоново-аристотелевская модель Сотворения сменяется парадигмой теизма и креационизма, при этом указанный ряд сосуществует с парадигмой пантеизма).

В наших дальнейших планах – углубление и конкретизация этих положений.

Выводы

1. В статье осуществлено осмысление куновской артикуляции понятия парадигмы. Американский философ, демонстрируя процесс развития научного знания, делает акцент на следующем: а) сбережение и разработка научным сообществом фундаментальных моделей мысли (парадигм), позволяющих успешно осуществлять постановку и решение проблем, составляет ядро так называемого «нормального» этапа развития науки;

б) осознание специалистами несоответствия господствующей парадигмы той предметной области, которую она призвана пояснять, рождает научную революцию; в) в результате научной революции традиционная парадигма полностью или частично сменяется новой системой взглядов и убеждений.

2. Критика автора «Структуры научных революций», предпринятая методологами-постпозитивистами П. Фейерабендом, С. Тулмином, И. Лакатосом, К. Поппером и др. реализуется в претензиях касательно дискретности этапов «нормальной науки» и научной революции, иррационалистического объяснения развития науки, двусмысленности изложения позиции. В ответ на это Кун осуществляет попытки прояснения своего видения, иногда – развенчания состоятельности замечаний.

3. Заметное «очеловечивание» науки (начиная с неклассического этапа), то есть тенденция, при которой целью научного познания становится уже не объективная, а субъект-объектная истина, обусловливает необходимость понимания парадигм не только как сменяющих друг друга, но и как сосуществующих моделей мысли.

4. С современных (постнеклассических) позиций представляется возможным выделить три принципа комбинации парадигм: а) последовательность: одна парадигма сменяется другой; параллельность: парадигмы сосуществуют на том или ином этапе развития области знания; параллельность последовательности: одна парадигма сосуществует с рядом сменяющихся парадигм.

Литература

Кун Т. Структура научных революций / Томас Кун ; пер. с англ. И. З. Налетова / общая ред. и послесл. С. Р. Микулинского и Л. А. Марковой. — [2-е изд.]. — М. : Прогресс, 1977. — 304 с.
Хокинг С. От большого взрыва до черных дыр: Краткая история времени / Стивен Хокинг ; пер. с англ. Н. Я. Смородинской / ред. и послесл. Я. А. Смородинского. — М. : Мир, 1990. — 168 с., ил.
Фейерабенд П. Утешение для специалиста / Пол Фейерабенд // Избранные труды по методологии науки : Пер. с англ. и нем. А. Л. Никифорова / Общ. ред. и вступ. ст. И. С. Нарского. — М. Прогресс, 1986. — С. 109 –124.
Тулмин С. Концептуальные революции в науке / Стефан Тулмин // Структура и развитие науки (Из Бостонских исследований по философии науки) : Сборник переводов : Пер. с англ. А. Л. Никифорова / Составление, вступительная статья и общ. ред. Б. С. Грязнова и В. Н. Садовского — М. : Прогресс, 1978. — с. 170 – 189.
Поппер К. Миф концептуального каркаса / Карл Поппер // Логика и рост научного знания. Избранные работы : Пер. с англ. Л.В. Блинникова и др.; сост., общ. ред. и вступ. статья В. Н. Садовского — М. : Прогресс, 1983 — с. 558 – 593.
Лакатос И. История науки и ее реконструкции / Имре Лакатос // Структура и развитие науки (Из Бостонских исследований по философии науки) : Сборник переводов : Пер. с англ. А. Л. Никифорова / Составление, вступительная статья и общ. ред. Б. С. Грязнова и В. Н. Садовского — М. : Прогресс, 1978. — с. 203 – 269.
Кун Т. Замечания на статью И. Лакатоса / Томас Кун// Структура и развитие науки (Из Бостонских исследований по философии науки) : Сборник переводов : Пер. с англ. А. Л. Никифорова / Составление, вступительная статья и общ. ред. Б. С. Грязнова и В. Н. Садовского — М. : Прогресс, 1978. — с. 270 – 283.
Войцехович В. Э. Антропна ли постнеклассическая картина мира / В. Э. Войцехович // Постнеклассические практики и социокультурные трансформации : Материалы VI международного междисциплинарного семинара / под общ. ред. О. Н. Астафьевой. — М. : МАКС Пресс, 2009. — С. 46 – 51.
Ершова-Бабенко И. В. Место психосинергетики в постнеклассике / И. В. Ершова-Бабенко // Постнеклассика : философия, наука, культура : Коллективная монография / отв. ред. Л. П. Киященко, В. С. Стёпин. — СПб. : Издательский дом «Міръ», 2009. — С. 460 – 488.
Степин В. С. От теоретического знания к постнеклассическим практикам / В. С. Степин // Постнеклассические практики и социокультурные трансформации : Материалы VI международного междисциплинарного семинара / под общ. ред. О. Н. Астафьевой. — М. : МАКС Пресс, 2009. — С. 6 – 9.